Несмотря на то, что Сибилла взяла труп виверны под ручное управление, ядро сделало своё дело. Крыло было пробито, и как сильно бы некромантка не напрягалась, поддерживая марионетку усиленными нитями, законы физики оказались сильнее. Это было досадно. Виверны даже вживую не так часто встречаются в природе. А ещё досаднее было то, что сила притяжения несёт монстра вместе с макилентом в гущу Хищного леса.
Сибилла до самого конца пыталась сгладить падение, сохраняя необходимую дистанцию, чтобы быть в зоне действия своих сил. Как только виверна обрушилась на вершины деревьев, хищные шипастые лианы и ветви потянулись на запах плоти. Они хватали чудище за крылья, макилента - за его серые конечности, некромантке оборвали куски длинного плаща. Макилент упал с обёрнутой в лианы виверны на костяную землю. С этих пор Сибилла прервала свою связь с рептилией. Кровожадные лианы высасывали из животного последние соки.
- Тебя спасла некромантия, - саркастично и укоризненно отметила ведьма, оглядывая лес вокруг, - Мы должны идти на север, к заграждению Хищного леса.
Из-под ног вместе зелёным паром для Парящего форта медленно, но густо поднималась некротическая энергия миллионов убитых здесь существ. Возможно, здесь удастся найти не просто разрозненные кости, а ещё не разложившиеся трупы, которые займут место виверны и огра в свите Сибиллы: в разных местах, отрываясь от липких хищных кустов, поднялись разные существа - в основном орки и гоблины, или то, что от них осталось.
- Надеюсь, я ясно дала понять, что серьёзно отношусь к предложению о сотрудничестве, - произнесла ведьма, ловя взглядом летящую к ней лиану. женщина откинула руку в сторону и разложила копьё-посох, отнятое у сестры два года назад. Острым лезвием она срубила наглую лиану.
- Видишь это копьё? Это то самое, которым Мавелла убила вашего вождя! Пару лет назад оно стало моим. И оно до сих пор не внутри тебя. Да и я здесь, хотя в любой момент могу подняться в воздух и улететь. Такой мотивации достаточно? - уверила некромантка вновь, раз за разом отсекая ползущие лианы.
Увидев клыкастый скелет орка в выцветшем мундире с какой-то безделицей в руке, Сибилла произнесла:
- Я не разбираюсь в механике. Но если мы соберём оружие, то сможем раздать его все, кого я здесь подниму. Пусть они прорубают нам путь. Хищный лес хорошо подчищает следы жизни, но я чую свежих...
Она подобрала ржавую саблю, зажатую в оголённой костлявой кисти одной из жертв леса и кивнула Зефиру, чтобы он последовал её примеру. Скоро лес совсем оголодает, ведь он чувствует добычу каждым своим листочком. Нужны пешки, которых можно бросить на амбразуру.
Когда было подобрано несколько сабель и мечей, пара топоров и даже один пороховой мушкет, Сибилла вскинула руки к небу, распустила в разные стороны от себя зелёные нити некротической энергии и подняла тех, кто ещё мог передвигаться на ногах.

Отредактировано Сибилла (2025-11-28 23:29:04)

Послышался жуткий, многослойный скрежет - звук тысяч костей, шевелящихся одновременно. Из-под зловонной почвы, разрывая паутину хищных корней, начали подниматься десятки фигур. Это были трупы орков, обтянутые волшебными зелёными светящимися нитями, сбрасывающие с себя ветки и мох, словно ветхие одеяния. Они встали в неестественно чёткий строй перед Сибиллой, замерши по стойке «смирно». В их глазах - вернее, в глазницах - плясали глянцевые зелёные огоньки, отражавшие безвольную покорность. Они напоминали экипаж корабля-призрака, чья единственная отныне цель - слепо служить своему капитану. От них исходил торфяно-болотевый запах.

Среди этого безликого строя выделялся один орк, вернее, его останки. На его истлевшем мундире болталась ржавая бляха с едва читаемыми символами - когда-то он был переводчиком при штабе, интеллигентом среди грубых вояк. В прошлом - уважаемый специалист, лингвист, чьи услуги ценили командиры. Теперь - безмозглый ходячий труп, опустившийся на самое социальное и биологическое «дно», лишённый воли, памяти и самого права на забвение.Он безвольно сжимал в костлявой руке сломанный карандашик - жалкий символ его утраченной профессии.

Зефир, окидывая взглядом мрачную армию, скептически подумал:
«Прекрасная расчётливая сила. Готовы ради нас на всё».
Один  учтивый орк, по виду, скорее всего - разведчик,  будто услышав это, тут же, с механическим усердием, ударил себя своим же топором по ноге, пытаясь, видимо, продемонстрировать готовность к самопожертвованию. Раздался глухой стук, хрящевой хруст, но конечность, уже мёртвая, не поддалась. Орк начал тупо рассматривать своё бедро, словно не понимая, почему приказ выполнен не до конца. К нему подошел другой орк и начал утешать своего друга, однако тот лишь размахнулся и ударил подоспевшего в колено. Орк свалился с ног, а бывший разведчик продолжал ломать его кости, разбивать его череп, как ненормальный. Зефир, наблюдая эту нелепую сцену, невольно провёл ладонью по лицу, ощущая, как его терпеливое отношение к магии сестры Сибиллы подвергается серьёзному испытанию.

«Успокой своих фанатиков, а?» - пробурчал он, в очередной раз отсекая нацелившуюся на него лиану.

Сибилла промолчала, но мысленно отметила, что управление этой оравой упырей напоминает ей историю про проклятых моряков, обречённых вечно плавать, не чувствуя вкуса и не оставляя следов на земле, пока не отработают свою вину. Правда, её «команда» вряд ли когда-нибудь смогла бы сойти на берег.

Взмахом руки ведьма направила зелёные нити, и строй мёртвых орков, как один, разом повернулся на север. Их походка была тяжёлой и гулкой, будто по палубе старого судна. Бывший переводчик решил шествовать, сжимая в руке свой карандашик - ключик, будто осуществляющий ничего не значащую связь с миром, который он давно покинул.

Первая звуковая волна принесла не только сбивающий с ног ветер, но и неприятные воспоминания о сестре, которая имеет схожую силу. Сибилла воткнула копьё в землю, чтобы за его счёт удержаться на месте. Длинные чёрные пряди волос и лохмотья плаща вздыбились кверху, осыпанные павшими листьями и хвоей. От второй звуковой волны ведьма скрылась за деревом. Третью, разбежавшись по стволу вверх и взлетев, пережидала уже в воздухе. Перед ней открылась панорама боя.
Костяных воинов разметало в разные стороны, нивелируя все её старания собрать группу подневольных работников по расчистке прохода. Огромный, похожий на червя, разросшийся побег демонстрировал всю свою ярость, пытаясь сбить оседлавшего его макилента. Зефир беспомощным придатком болтался из стороны в сторону. Отростки растения обвили его конечности, прожигая кожу кислотной смолой. Он требовал её оружие.
У Сибиллы на копьё были свои планы, поэтому она вынула из-за пояса потёртую старую саблю, которую не успела вручить одному из поднятых мертвецов, и метнула её в сторону своего спутника. Лезвие воткнулось аккурат около макилента. Сама же она подгадывала, когда гигант откроет свою пасть. Как только это случилось, она устремилась вниз, проваливаясь прямо в зияющее отверстие в голове чудовища.
Карнивора сомкнула устьице, словно пережёвывая ведьму. Стало совсем темно.

Растение стало не полым, а плоским, из мест разреза проклюнулись новые отростки, на каждом из которых было своё маленькое устьице, напоминающее собачью пасть.

В этот момент Зефир выдернул из оболочки монстра ржавую саблю, брошенную Сибиллой, и с силой, способной гнуть сталь, вонзил её конец в исполинское тело чудовища. Он отпустил хватку, и его вес превратил лезвие в режущий клин. Сабля, будто нож по маслу, пошла вниз, вспарывая плоть растения. Макилент, падая, одним плавным движением срубил появившиеся ядовитые отростки и приземлился рядом с Сибиллой. Миг гордости за этот смертельный трюк вспыхнул в его единственном глазу - но был тут же затоплен адреналином.

Времени на самолюбование не было. Карнивора, истекая соком, вновь перешла в атаку. Она закрутилась вокруг себя, как гигантская, разозлённая пружина, а затем с чудовищной силой раскрутилась обратно, превратившись в живой барабан стиральной машины, разбрызгивающий во все стороны липкий, прожигающий яд.

Зефир отпрыгнул от этого смертельного дождя, и, едва дуга брызг прошла, рванул вперёд. У него созрел план - срезать чудовище у самого основания, под корень. Но судьба распорядилась иначе. Едва он подкатился к бугристому корневищу монстра и со всей мощи попытался вонзить саблю под самый корень - ржавый, измученный металл не выдержал. Раздался короткий, звенящий звук, и оружие разломилось на две части, оставив в его руке жалкую рукоять.

- Чёрт! - вырвалось у него сквозь стиснутые зубы.

И тут, глядя на обломки ржавого железа, его осенило. Всплыли обрывки памяти - старые истории, росказни о слабостях магических тварей.

- Серебро!

Отредактировано Зефир (2025-12-03 22:29:40)

Зефир отбросил серебро из мыслей и преступил к осуществлению плана "Б" . Макилент открывает свои громадные челюсти и вгрызается в мягкое основание цветка. Корни дали горький черный сок, напоминающий гуталин. Все губы, зубы и горло Зефира было облито черным ядом. Растение начало издавать ужасные звуки. Это были не отдельные слова, а просто крик.  Это кричала сама Простота, сама беззащитная Сущность роста, которая никогда не училась лгать или нападать. Её корни были её правдой, сок - её невинной кровью, а лепестки — открытой ладонью, не умеющей сжиматься в кулак. В её агонии умирала не одна жизнь - умирал целый Принцип: принцип тихого существования, не предназначенного для такой жестокой переработки. Она была аллегорией всего хрупкого и беззлобного в этом мире, что обречено быть разорванным челюстями голода, не ведающего милосердия. Дребезжащий внутренний вопль исходил прямо из души. Оно прокричало. Этот был предсмертный крик, последнее, что издает каждое живое существо, умирающее в муках. Звук пробил толщу времени в сознании Зефира. Он увидел прошлое, как разрушал целые поселения, убивал всех, кто был ему не угоден. Не просто люди без конечностей - а отец, ползущий к обрубкам своей дочери, которую до сих пор любит, воспевая этот же точный, птичий, надтреснутый стон. Мелодия распада. Все, кто ее слышали хоть раз в своей жизни - теряли невинность, переставали быть теми, кем являлись. Ребенок, что слышал предсмертную арию своих родителей больше не мог воспринимать мир так же, как раньше, не мог смотреть на солнце без кровавого оттенка. Не мог слышать смех без этого предсмертного хрипа.И каждый раз- душераздирающий, леденящий крик. Будто молитва о помощи, которая уже ничего не сможет сделать. Тот самый знак, ознаменовавший долгую, мучительную смерть и последующие блуждание в глубинах мира мертвых.

Макилент же был выше этого- хладнокровный убийца и самое могущественное существо среди все обитателей Обериона.

Он вдыхал этот аромат безнадежности, каждую ноту отчаяния, каждую частичку распадающейся души. Его могущество и хладнокровие было наедине с божественным Оком, что мирно взирало на ужасы, происходившие в его владениях. Он был явлением, холодным, как межзвёздная пустота, законом, перед лицом которого все крики были лишь тихим писком. Сила его была велика и сама жестокость стала фоновой музыкой, которую он слушал каждый божий день. Он был горой, а люди, умирающие у его подножья- лишь слабым ветерком, обдувающим его величество.

Все то время, которое провел Зефир, разрушая корневую систему растения, убивая его, разъедая его заживо, карнивора кричала, а макилент упивался ее эмоциями. Визги карниворы беспощадно резали воздух. Чувство голода не просто ушло, оно было растоптано лавиной перенасыщения.  Он был удовлетворен до тошноты, его распирало от удовольствия теплой пюре-образной массой. В каких- то моментах на языке был, слегка, сладковатый вкус. Потом он стал, чудка, соленым, то резко менялся на кислый. Конечности будто стали чужими,налитыми свинцом, пригвожденными к земле. Они не хотели двигаться или вести любую другую физическую активность. Все мыли перемешались и казалось будто все, чем он питался заполнило его организм, как живой мешок и любое дальнейшее попадание в его организм пищи разорвало бы кожу по швам, обнажив причину его погибели, а карнивора все кричала и кричала. Зефиру хотелось просто изрыгнуть из себя накопившиеся, скинуть эту пленящую тяжесть, однако его древняя природная жадность оказалась сильнее тошноты не позволяла оставить "недоеденными" ни малейшего "кусочка". Он должен был употребить все док онца, даже если этот "конец" , чувствовался, как тихая удушающая смерть.

Вот, карнивора предприняла последние попытки к защите. Она покачнулась и издала самый громкий рев из всех, что были когда-либо слышны в этих лесах. После чего Зефир догрыз остатки. Растение упало с громким грохотом, подняв большое облако костной пыли. Когда она осела сквозь нее начал виднеться кратер от большого, мощного удара, где валялся труп карниворы.

Воцарилась тишина. Мертвая тишина.

Отредактировано Зефир (2025-12-13 21:01:21)

Раны Сибиллы на ноге затянулись. Кровь прогнало по венам, растворяя ослабляющее вещество. Силы вскоре вернулись к ведьме. Стягивая с себя обрывки плаща, она прислушивалась, что происходит на поляне, где остались карнивора и Зефир. Пока ведьма была ещё без сил, оттуда доносились звуки ожесточённой борьбы. Теперь же всё поутихло. Кто-то из них погиб. Надо пойти посмотреть, кто.
Сибилла поднялась на ноги, подобрала копьё, сложила его и запрятала за пояс. Тряпьё от плаща она несла в руке - вдруг пригодится.
Выйдя на поляне она обнаружила сидящего среди огромных останков карниворы макилента, с его рта стекала чёрная жидкость.
- Ты же не пил чёрные соки? - подозрительно спросила она, тревожно прибавляя шаг. Она вроде как сказала ему рубить и рвать, а не грызть и высасывать дрянь из неопознанной поросли. И чем ближе Сибилла подходила, тем более сбывались её опасения. Слтшком уж очевидно стекала чёрная жижа по его лицу и шее.
- Ты пил чёрные соки!.. - повторила некромантка, но уже утвердительно и с нескрываемым раздражением. Если эти макиленты возомнили себя заменой Йефиру, они должны быть мудрее!
Сибилла увидела лужу такой же чёрной жидкости, зачерпнула оттуда пригоршню и поднесла к носу. Пахло не только карниворой, но и другими растениями. Она вгляделась в жижу поближе и увидела мельчайшие белые взвеси в её составе.
"Я так и думала!" - догадалась ведьма про себя, стряхивая жидкость с руки на землю.
На коже Зефира появились чёрные пятна, казалось, под самым эпителием в этих местах происходили какие-то движения.
- Говори, что ты чувствуешь! - потребовала она, пристально вглядываясь в глаза спутника, - Быстро! Пока не поздно!

Вероятно, Зефир пребывал в агонии и испытывал галлюцинации, потому что белые ростки, которые ещё не выработали достаточный уровень хлорофилла, чтобы стать зелёными, казались ему червями. На самом деле это было не так. Внутри организма макилента сейчас шла борьба: молодые побеги в естественном отборе оспаривали своё право на главенство. Слабые ростки выпадали из кожи, сильные укоренялись и набирали силу.
Сибилла не знала наверняка, спасёт ли Зефира выход из Хищного леса. Вполне возможно, побеги мугот жить и вне леса. Да и до заграждения далеко - ещё километров пятьдесят, макилент попросту не дойдёт. И в голову ведьмы экстренно пришла только одна идея: крайне сумасшедшая и ненадёжная.
- Есть только один выход! - заявила некромантка, подбирая с земли куски черепа и берцовой кости, - И тебе это не понравится...
Кусок берцовой кости Сибилла использовала как пестик, часть черепа - как ступку. Она быстро растолкла одну из мелких косточек какого-то мёртвого гоблина и подножную траву. Зефиру было совсем уже нестерпимо. Ведьма достала копьё. Не раскладывая полностью, она выдвинула только лезвие и раскровила свою ладонь. Кровью она обильно полила смесь измельчённых костей и травы до тех пор, пока всё это не стало жидким. Она отставила снадобье в сторону и, разложив копьё теперь уже полностью, подошла к корчащемуся в агонии макиленту. Ничего не говоря, она размахнулась и насквозь пробила копьём его голову...
Зефир пал. Его тело рухнуло в траву, совершая последние конвульсии и извергая кровь, перемешанную с подросшими побегами. Своим некротическим чутьём Сибилла ощущала, как быстро жизнь покинула его. Как только конвульсии подошли к концу, и макилент был точно мёртв, некромантка окутала его некротической энергией. Изумрудная световая нить нежно обвила его труп и проникла в кровоточащее отверстие в голове. Макилент открыл свой мутный глаз и неестественно поднялся на ноги, как это свойственно зомби.
По правде говоря, у некромантки был огромный соблазн оставить всё как есть: молчаливый раб-макилент, управляемый её мыслями. Однако у неё были более далеко идущие планы. Сибилла закрыла глаза, мысленно погружаясь внутрь Зефира. Она стала разгонять кровь существа по венам и артериям. У неё было около пяти минут, пока смерть спутника не станет необратимым событием. Прогоняя кровь, ведьма выталкивала наружу все побеги и ещё не проросшие семена, по глупости поглощённые макилентом. Белые паразитические отростки ещё не набрали силы настолько, чтобы выживать вне организма, поэтому, стекая с чёрной кровью на костяную землю, быстро вяли и скрючивались. Когда же эта странная чистка закончилась, труп макилента снова рухнул навзничь, лишённый поддержки некротической энергии.
Сибилла взяла снадобье и залила его прямо в пробитое копьём отверстие в голове Зефира. Компоненты этого зелья должны были усилить регенеративные способности её крови и заживить раны существа. А пока увечье затягивалось, некромантка сделала несколько сильных ударов в район сердца Зефира, чтобы перезапустить его.
Когда макилент самостоятельно захрипел и жадно заглотил воздух, Сибилла отлетела на безопасное расстояние. Ведь последнее, что он видел - это то, как она убила его, всё остальное для него осталось за кадром недолгой загробной жизни.
- Рекомендую не делать резких движений! - предупредила она с высоты, - Тебе нужно несколько минут, чтобы восстановиться полностью! Твоя кровь чиста!
Конечно, братание с макилентом на крови не входило в планы ведьмы. Но ведь идея-то сработала!

Отредактировано Сибилла (2025-12-07 15:48:26)

- Я убила тебя! - безапелляционно заявила Сибилла как ни в чём не бывало, - Только так я могла взять под контроль твой организм.
Она очертила копьём круг рядом с макилентом, указывая на иссохшие побеги.
- Посмотри: всё это было внутри тебя. Это должно было тебя уничтожить изнутри. Семена прорастали очень быстро.
Сибилла сложила копьё и убрала его за пояс.
- Прежде чем убить тебя, я сделала исцеляющее снадобье на основе моей крови, чтобы реанимировать тебя после смерти. Это было рискованное и непроверенное решение. Так что если бы я попыталась с тобой договориться, вряд ли бы ты согласился.
Именно поэтому ведьма действовала хладнокровно и решительно, взяв всё в свои руки.
- Когда твоё сердце перестало биться, у меня оставалось около пяти минут. Я подняла твоё тело с помощью некромантии и смогла прогнать твою кровь по жилам так, чтобы исторгнуть семена и ростки. Вот они все - вокруг тебя.
Поняв, что время для состояния аффекта у Зефира истекло и он стал мыслить осознанно, Сибилла начала снижаться и сокращать дистанцию.
- Когда всё закончилось, я плеснула снадобье на твою рану и перезапустила сердце. Всё получилось!
По-хорошему, вместо того, чтобы стоять и болтать, нужно было выдвигаться к заграждению. Время приближалось к вечеру. К сумраку лучше покинуть Хищнай лес, пока на охоту не вышли другие хищники - ночные растения.

Несомненно, Хищный лес не исхожен ногами человека. Каждая нога, ступающая сюда, вскоре оказывается отделённой от всего остального тела и переваренной агрессивными растительными соками. Поэтому здесь вы не найдёте проторенных троп, и вам придётся пробираться по зарослям, как рискующему первопроходцу.
Пока шли, Сибилла один за одним поднимала ещё не истлевшие вконец трупы и пускала их поодаль от себя и Зефира, выстраивая покорное окружение бесцельно рыщущих по кустам разведчиков. Если вдруг что-то хищное утащит один из трупов, некромантка сразу почувствует это, так что семь поднятых зомби служат ей своеобразными тревожными колокольчиками. Она сама как паучиха: сплела вокруг себя паутину и ждёт, когда кто-то дёрнет за одну из нитей.
- Хищный лес и Проклятый лес - это всё порождение Тёмной пелены, - напомнила Сибилла макиленту и тут же добавила не без иронии, - Как и вы с братом.
Действительно, в Доисторические времена, до Великого краха, это были цветущие края. Тёмная пелена извратила природу, сделав эти места адом.
- Будь бдителен, - предупредила ведьма, - В Парящем форте существует казнь через кормление Хищного леса. Они сбрасывают приговорённых сюда на съедение растениям, чтобы вырабатывать больше зелёного газа. И делают это они именно по ночам. Думаю, не нужно объяснять, почему.
Самые кровожадные растения активизируются ночью. Под дневным солнцем они мирно и сонно покачиваются на ветру. В темноте же готовы уничтожить всё, что приблизится.

До границы оставалось двадцать километров. Это расстояние, которое в иной день они бы преодолели рывком, но сейчас оно казалось непреодолимой вечностью. Силы были почти на исходе, растраченные на бегство, на борьбу и на само чудовищное усилие - просто продолжать дышать. Более тридцати часов без сна давали о себе знать: мир уплывал в лёгкую, ватную дымку, края реальности теряли чёткость, а в ушах стоял монотонный, высокий звон усталости. Они двигались уже не бегом, а тяжёлой, упрямой рысью, где каждый шаг отдавался глухим стуком в висках.

И тогда время, этот неумолимый палач, наконец сжалилось. Ночь, когтистая и ненасытная, начала слабеть. На восточном краю мира, там, где до этого царила лишь бархатная, угрожающая чернота, показалась тонкая, огненно-красная полоса. Не яркая и яростная, а приглушённая, словно раскалённый докрасна металл, начинающий остывать под пеплом. Она ознаменовала не просто окончание ночи, а перемирие. Конец шестичасовой осады, в течение которой их жизни угрожала опасность целых три раза.

В первый раз на них напали Бродячие Хвощи — не растения, а скорее сгустки колючего тёмного мха, принимающие форму волков. Они вышли из тумана беззвучно, и только шелест сотни игольчатых листьев выдал их. Схватка была короткой, яростной и безмолвной, закончившейся вспышкой зелёного некротического пламени Сибиллы, от которого хвощи сгорели с резким, едким запахом гари.

Во второй раз земля под ногами Зефира внезапно превратилась в зыбкую, хватающую трясину из бледных, похожих на щупальца корней. Его засосало по колено, прежде чем Сибилла, проклиная всё на свете, не нашла «сердце» топи - пульсирующую луковицу, скрытую в корнях, - и не превратила её в трухлявый прах одним точным ударом копья.

Третий раз был самым тихим и, возможно, самым страшным. Они услышали пение — нежное, зовущее, похожее на колыбельную. Светлячки мерцали в такт в глубине чащи, выкладывая дорожку. Сибилла схватила Зефира за руку, вонзив себе ноготь в ладонь до крови, чтобы болью развеять чары. «Сиреневые Ложнозвоны, - прошептала она, её лицо было серым от напряжения. — Иди на голос — проснёшься, прорастая из её бутона». Они ползли прочь, затыкая уши, и лишь спустя полчаса Зефир осмелился вытащить из уха комок пропитанного кровью мха.

Но теперь… теперь всё это оставалось позади. С каждой минутой огненная полоса на востоке разгоралась, размывая звёзды и заливая небо не алым, а нежнейшим персиковым светом. Цвет, которого, казалось, не могло быть в этом проклятом месте. Воздух, ещё недавно густой от запаха охоты и разложения, начал медленно очищаться. В нём появилась прохлада, свежесть, пахнущая просто водой, а не болотом, и влажной, чистой землёй.

Лес менялся. Злобные, поджимающие ветви как будто отшатнулись, уступив место более стройным, уставшим за ночь деревьям. Под ногами вместо костяной крошки зашуршала прошлогодняя, уже почти нормальная листва. И наступила тишина. Но не та, давящая, полная скрытых угроз ночная тишина, а глубокая, умиротворяющая. Тишина усталого мира, затаившего дыхание перед пробуждением. Тишина опустевшей деревенской улицы на рассвете, когда туман стелется над спящими огородами, и единственный звук - это далёкий, чистый крик петуха за тридевять полей.

Они остановились на краю небольшой, почти обычной поляны. Сибилла прислонилась к стволу небольшого дерева, закрыв глаза, её грудь поднималась в спокойном, ровном ритме. Зефир опустился на колени, упираясь ладонями в холодную, добрую землю. Он чувствовал, как последние остатки адреналина, яда страха и боли покидают его тело, уступая место благодарной, всепоглощающей усталости. Свет нарастал, тёплый и ласковый, очерчивая их силуэты золотым контуром. Где-то высоко в ветвях, уже не хищных, а просто дремучих, чирикнула первая, сонная птица. Это был самый прекрасный звук на свете.

Рассвет входил в свои права. Не как победитель, штурмующий вражескую крепость, а как тихий, терпеливый хозяин, возвращающийся в заброшенный, но всё ещё любимый дом. Он зажигал росу на травинках, превращая поляну в россыпь алмазов. Он согревал спину, проникал под кожу, растворяя в себе кошмар последних суток. На минуту, всего на одну хрупкую минуту, не было ни макилентов, ни ведьм, ни Хищного леса. Были просто двое измождённых путников и невероятная, заслуженная, тихая благодать наступающего утра. Они молча смотрели, как ночь отступает, унося с собой все тени, а в душе, вместо леденящего ужаса, наконец-то зарождалось слабое, тёплое чувство надежды.

А высоко-высоко в ещё не рассеявшихся сумерках, там, где ветви самых древних и чёрных деревьев сплетались в непроницаемый навес, шевельнулась тень. Не от дерева. Больше, чем дерево, и при этом бестелесная. Она невидимо поползла по верхушкам, не нарушая тишины, потому что она сама и была тишиной. Арания проснулась не от ночи - ночь была её тканью. Она проснулась от этого внезапного, оскверняющего покой спокойствия, от этой наглой надежды, вспыхнувшей в её владениях.

Она не думала в человеческих категориях. Её сознание было похоже на паутину из молчания и ожидания. И сейчас в этой паутине задрожали две нити - две ниточки звука, которые вот-вот должны были оборваться. Зефир и Сибилла. Они думали, что убежали. Они думали, что рассвет - их спаситель. Они не знали, что рассвет здесь лишь тонкая плёнка на поверхности вечной, всепоглощающей темноты Арании.

Она двинулась. Не шагами, а смещением. Её паукообразная, не имеющая постоянной формы сущность перетекала с ветви на ветвь, с тени на тень, всегда оставаясь в самой гуще мрака, который отступал так медленно. Восемь (или больше?) её незримых конечностей не касались коры. Они касались самой возможности звука, глуша его в зародыше. Птица, собиравшаяся чирикнуть вновь, вдруг замерла и свалилась с ветки в оцепенении. Шелест листьев под лёгким ветерком угас на полпути.

Арания наблюдала. Множество тусклых, влажных отражений полной луны - тех самых, что собирала она, - мерцали в глубине её не-лица. В каждом осколке отражались их усталые спины: он, опирающийся на землю, она, прислонившаяся к дереву. Такие уязвимые. Такие… громкие своей тишиной. Их покой был для неё самым громким криком.

И она начала плести. Не паутину из шёлка, а ловушку из предчувствия. Она сгущала остатки ночного холода у них за спиной. Она направляла последние, самые цепкие тени так, чтобы они всегда падали перед ними, на пути к желанной границе, создавая иллюзию, что свет убегает от них. Она вплетала в утренний воздух не запах росы, а тончайшие, невидимые нити древнего страха - того самого, из которого и родилась сама.

Она не спешила. У неё была вечность, а у них - лишь двадцать километров ложной надежды. Пусть думают, что спаслись. Пусть чувствуют облегчение. Самый сладкий ужас созревает не в темноте, а на пороге света, в момент, когда рука уже тянется к двери, а за спиной вдруг раздаётся тот самый, сухой, костяной СТУК.

Арания была уже рядом. Она была в самой тишине их передышки. В ломкой хрупкости этого рассвета. Она была терпением, у которого вот-вот закончится срок. И её многоногие, беззвучные тени уже ложились на путь впереди, готовые в любой миг материализоваться и накрыть всё это маленькое, наглое умиротворение собой.

Отредактировано Зефир (2025-12-09 12:58:16)

Зефир опешил от столь внезапного и эпичного появления твари, однако первобытный ужас не сковал его мышцы - он взорвался в них адреналином. Вместо того чтобы отстраниться, он рванулся навстречу угрозе. С глухим, словно рвущейся кожей, хрустом сработала его способность «Монструозность».

Из его спины и плеч, будто выстреливая из пор, вырвались и вздулись до нечеловеческих масштабов шестиметровые конечности. Это были не просто удлинённые руки - это были дубовые, обтянутые стальной шкурой жгуты мускулов, увенчанные когтистыми лапами. Он не стал целиться - он замахнулся всей этой массой, как тараном, с размаху всадив в бок паукообразного монстра.

Удар был оглушительным. Раздался звук, похожий на ломающуюся телегу, смешанный с хрустом хитина. Тварь, не ожидавшая такого ответа, с отвратительным шипением была отшвырнута на спину, её лапы-отростки беспомощно забились в воздухе, пытаясь перевернуться.

Не было и секунды на раздумье. Инстинкт кричал одно: БЕГИ. Зефир вскочил на ноги. Его обычные руки схватили Сибиллу вокруг талии, подхватив как трофей, а чудовищные шестиметровые конечности упёрлись в землю, превратившись в мощные шасси для прыжка.

- ДЕРЖИСЬ! - его рёв заглушил все остальные звуки.

И он рванул. Это не был бег. Это было бегство-прыжок, циклопическое и разрушительное. Он отталкивался мутировавшими конечностями, и тело его взмывало вперёд на двадцать, на тридцать метров, проносясь над кустами и промоинами. Сибилла, зажатая в его железной хватке, видела мир, превратившийся в мелькающую полосу земли и неба.

А позади поднимался ад. Оглушённый, но не убитый паук в ярости вскочил на свои шипастые лапы и ринулся в погоню. Он не прыгал - он ломился сквозь чащу, не обходя препятствия, а снося их. Деревья с возрастом в столетия ломались с сухим, скорбным треском под его напором, будто тростник. Земля дрожала от его топота. Он был тенью, сметающей всё на своём пути, и эта тень неумолимо настигала.

Но Зефир уже видел её - границу. Не забор и не стену, а едва уловимое изменение в самом мире. Воздух впереди казался чуть прозрачнее, светлее. Кости под ногами сменились обычной, потрескавшейся от засухи глиной. Это была черта, за которой кончалась власть Леса.

Последние пятьдесят метров. Паук, почуяв ускользающую добычу, издал пронзительный, скрежещущий визг и сделал отчаянный бросок, вытянувшись вперёд. Одна из его лап, словно копьё, метнулась к спине Зефира.

В тот же миг Зефир совершил последний, самый мощный прыжок. Он оттолкнулся от земли так, что глина вздыбилась фонтаном, и перелетел через невидимую линию.

Их пересекло ощущение- будто рвутся миллионы невидимых, липких нитей. Воздух стал легче, тишина - не давящей, а просто тишиной.

Раздался оглушительный УДАР, будто огромное тело врезалось в невидимую, упругую стену. Паук, неистово мчавшийся за ними, был отброшен назад, как кукла. Он бился о незримый барьер, шипя и скрежеща, его лапы царапали пустоту, но не могли сделать ни шага вперёд. Граница Хищного леса была для него непреодолима.

Зефир, по инерции прокатившись по земле, разжал руку, выпустив Сибиллу. Его монструозные конечности с сухим шелестом начали втягиваться обратно. Он лежал на спине, глядя в чистое, уже по-настоящему утреннее небо, и его грудь вздымалась в такт дикой, победной дрожи. Не от страха. От выживания.

Позади, в двух шагах, бушевала запертая ярость целого леса, воплощённая в одном существе. А впереди лежала выжженная солнцем равнина, дорога и - пусть призрачная, но надежда. Они сделали это.